Ужас в городе - Страница 57

– Пиццу горячую, господин, кофе, булочки?! – заверещал один. Мышкин покачал головой: нет. Второй пацан отодвинул товарища в сторону, сунул мордаху чуть ли не в салон:

– Девочки как сосочки, марафет, чего пожелаете?! – и расплылся в сальной, слащавой ухмылке.

– Сколько же тебе лет? – удивился Мышкин.

– Двенадцатый миновал, – солидно ответил пацан. – На цену это не влияет. На девочек твердая такса, но если господину нравятся мальчики, можно поторговаться, – Торгуйся со своей несчастной матушкой, – посоветовал Мышкин. – Кыш отсюда.

Вышел из машины размяться, прогулялся по овощным рядам, не теряя "ситроен" из поля зрения. Поразило обилие восточных лиц, хотя привык к этому еще в Федулинске. Торговки почти всюду русские – полупьяные, разбитные, взятые откуда-то по особому набору, а за их спинами – удалая, беззаботная кавказская братва: режутся в карты, поддают, покуривают травку, заигрывают с покупательницами, но зорко следят за торговым процессом. Без их знака ни одна румяная славянка за прилавком не посмеет сбавить цену хоть на копейку либо подбросить червивое яблочко в довесок. Присмотр острый как нож, не дай Бог кому-то оступиться.

Прогуливающегося Мышкина провожали настороженными взглядами: как он ни горбился, ни прятал глаза долу, повадка у него подозрительная, чересчур независимая – это братва схватывает на лету. И конечно, спешит проверить чужака на вшивость.

– Тебе чего, солдатик? – окликнул его пожилой черноусый мордоворот. – Может, помощь надо?

И сразу с десяток темных глаз в него упулились, будто стайка шмелей сыпанула.

Мышкин никак не отозвался на товарищеский призыв, поспешил обратно к машине. Увидел, как заколыхался меж прилавков цветастый балахон – Роза Васильевна воротилась. Привела лысого, низкорослого бородача лет сорока от роду, которого по нации вообще невозможно определить: то ли турок, то ли грузин, но сойдет при нужде и за удачливого, верткого вьетнамца, промышляющего возбудительными мазями. В руках у бородача черная полотняная сумка с белыми застежками.

Уселись в машину: Мышкин с гостем на заднем сиденье, Роза Васильевна – впереди.

– Товар наш, деньги ваши, – улыбнулся бородач, и Мышкин поразился ослепительному синему сиянию его глаз, какие бывают только на иконах. И речь – без малейшего акцента. – Хозяйка посвятила меня в ваши проблемы. Значит, "стечкин" – и больше ничего? Без вариантов?

– Еще пару гранат было бы неплохо.

– Какие предпочитаете?

– Возьму югославские, пехотные, с пуговичкой. , – Не смею настаивать, но посоветовал бы итальянскую новинку. То же самое по весу, но удобнее. Задержка – пять секунд. Спектр поражения – десять метров. В руке лежит, как влитая. Гарантия – два года.

Мышкину понравилось предложение.

– Давай норинку… Сколько будет за все?

– Для такого клиента пойдет со скидкой. Полторы штуки, если не возражаете.

– Восемьсот, – сказал Мышкин. – Не держи меня за фраера, сопляк.

Сияющая гримаса на лице бородача мгновенно обернулась фигурой крайнего изумления.

– Извините, сударь, таких цен давно нету. Рад бы услужить, но ведь не свое продаю. Розанчик, подтверди!

Роза Васильевна, застывшая, будто беркут, на переднем сиденье, буркнула не оборачиваясь:

– Без меня сговаривайтесь. Я для него никто.

Мышкин не сумел сдержать улыбку. Спросил:

– "Стечкин" – номерной или левый?

– Можете взглянуть, – оружейник похлопал ладонью по черной сумке.

– Чего глядеть, и так поверю.

– Правильно делаете… Прямо с конвейера игрушка.

Заводская.

– Штука, – сказал Мышкин.

Бородач закряхтел, и теперь Мышкину показалось, что вовсе это не турок и не вьетнамец, а, скорее всего, загорелый до черноты рязанский хлопец.

– Вероятно, вы давно не были в Москве?

– Больше года, а что?

– Да нет, просто так… Но рекомендации у вас, крепче не бывает… Ладно, берите за тысячу двести, – и сдвинул сумку с колен в его сторону. Мышкин прощупал через полотно твердые очертания знакомого предмета.

– А гранаты?

– Будет сделано. Пяток минут обождите, – и вытряхнулся из машины.

– Шустрый больно, – сказал Мышкин задумчиво, – Того гляди, облапошит.

Роза Васильевна обернулась к нему: лицо пылает скрытым жаром.

– Зачем Абдуллая позорите?

– Чем позорю, красавица?

– Кто так торгуется? Это же не помидоры.

– Ах, ты вот о чем… Дак для меня что помидоры, что атомная бомба – все едино.

Мгновение смотрела на него, не мигая, и Мышкин устыдился за свое бельмо.

– Хороша ты, Роза Васильевна, – сказал с душой. – Сразу не заметно, а приглядишься – царевна. Тебе бы в степь, на коня – с ветром наперегонки.

Не ответила, отвернулась.

Бородач принес вторую сумку, втиснулся рядом.

Мышкин пощупал кругляшки, отдал заранее приготовленные двенадцать зеленых бумажек. Кивнули друг другу.

– Так я пошел, Розочка? Хану мое почтение.

– Передам. Спасибо, Гриша.

– Всегда к вашим услугам, – подмигнул Мышкину – и исчез навеки. Тороватый, лихой человек; видно, что долго не пропляшет, хотя всяко бывает.

Мышкин перебрался за баранку.

– Куда теперь?

– Никуда. Здесь надо ждать.

– Долго?

Фыркнула:

– На торопливых воду возят.

– На упрямых, – поправил Мышкин, – а не на торопливых… Кстати, раз вспомнила. Пойду пивка куплю.

Тебе принести чего-нибудь?

– Нет.

Усмехаясь, Мышкин опять побрел по рынку. Крепкая женщина: линию держит, как снайпер – цель. Молодец Равиль, кадры подбирает с умом.